Или вера или диплом. Выбирайте

Я родился в 1947 году, в семье инженеров в Москве. Отец был на войне, вернулся, родил меня и в 1950-м году умер. Мама, Анна Тимофеевна Карпович, воспитывала нас троих - меня и двух моих братьев. Она работала старшим инженером, была передовиком, строила мосты в Москве. Метромост на Ленинских горах и другие тоже.

Жили мы с мамой - трое братьев и бабушка. Бабушкин муж до революции закончил православную семинарию. Они жили в Российской Империи на территории нынешней Польши. Но в 1914 году они вынуждены были бежать оттуда. Я иногда в шутку говорю: «Не в ту сторону побежали». Деду пришлось отказаться от своего образования, поменять специальность и стать инженером. А его братья оставались православными священниками. Один, Николай, жил в Москве, другой, Андрей - остался в Польше, участвовал в Первой мировой войне, попал в австрийский плен. До сих пор сохранились фотографии, свидетельствующие об этом. Наши родственники остались в Польше, в 60-х годах в первый раз приехали к нам в СССР и как раз говорили о Боге.

Слева направо: Савельев Павел, Ташлицкая (Савельева) Марина, Циммерман Ричард, наверху Мурашкин Владимир, 1971 г.

Брат отца Николай был священником в Москве. В 20-е годы на него начались гонения со стороны «красных священников», сотрудничавших с властями, потому что он был достаточно популярен - много актеров, интеллигенции было в приходе. Сначала его перевели служить куда-то за город, а оттуда он исчез. Посадили без права переписки. Скорее всего, он был в числе расстрелянных на Бутовском полигоне (Одно из мест массовых казней и захоронений жертв сталинских репрессий близ деревни Дрожжино Ленинского района Московской области - ред.)

Но мы как-то об этом не думали, не жили этим, хотя бабушка постоянно молилась и была своя икона, своя лампада. Она в юности пела в церковном хоре и всегда говорила: «Помните детки, придет время и люди к Богу обратятся». Атмосфера богопочитания была в доме.

Несмотря на всё это, я вырос атеистом, неверующим, поскольку среда, школа и окружение оказывали свое влияние. Но внутри что-то такое я чувствовал. У меня есть воспоминания моего детства, очень интересные. В возрасте 5-6 лет бабушка меня повела на Пасху в православную церковь. Там освящали куличи, а потом мы вошли в здание церкви, где мне преподали причастие  - хлеб и вино. Это было весной, а в начале лета, когда обычно бывает день Троицы, я испытал интересные переживания. Такое было ощущение, что на меня сходит какой-то поток. Светлый поток, как струя чистой воды. Это очень глубокое, личное переживание. А потом, со временем, стали появляться какие-то тёмные вкрапления. И поток остался, но всё потемнело. Но и многие годы спустя я ощущал этот поток.  

В церковь я не ходил тогда. Зато с детства рисовал. Детские рисунки мои педагоги носили экспертам. Специалисты говорили: «Этот мальчик пережил какую-то серьёзную трагедию». Меня спрашивали: «Что это такое?». Отвечаю: «Это Танька отняла у меня все карандаши, оставила только красный и чёрный». Много рисовал с детского сада и в школе и везде. Сначала в студию ходил, а потом на курсы при суриковском институте (Московский художественный институт имени Сурикова - ред.) и при «Строгановке» (Московская художественно-промышленная академия имени Строганова - ред.). И специальная школа была от Архитектурного института с художественным уклоном на Сретенке за кинотеатром «Форум».

Уже после школы меня стала занимать тема духовная, поиск смысла жизни. Я был очень увлечен искусством. Сутками мог работать. Иногда получались шедевры. И, поступив в «Строгановку», я уже на втором курсе стал переживать томление какое-то. Вот ты живешь искусством - рисунок, композиция, живопись, скульптура, но нет смысла во всём этом. Иногда я смотрел на свои работы (целую гору холстов) и думал: «зачем это всё надо?».

К 1969 году меня всё это реально достало и 5 декабря было настоящее покаяние. Я прямо в своей мастерской упал на колени и просто плакал от безысходности и отчаяния. Я, наверное, впервые возненавидел себя. Видел, что неладно со мной, плохо, какая-то злобность появилась. И вот это и было покаяние. В детстве, когда я бывал на природе, я восхищался красотой, гармонией звуков, запахов, цветов, всего этого мира. К 1961 году стал курить, ругаться плохими словами, появился цинизм. Но после этого переживания уже весной 1970 года я вошел в лес и вернулись все эти детские ощущения - свежие, радостные, живые.

И я стал искать ребят, с которыми можно было бы как-то разделить мою веру. У нас был круг достаточно известных художников, они были православными. И я даже хотел поступить в то время (в 1970 году) в семинарию. Но одна приближенная к московской патриархии женщина мне сказала: «Таких искренних туда не берут. Там есть специалист из КГБ, который определяет - быть или не быть». Так мне и не удалось найти контакт с православными художниками.

Савельев Павел, Вениамин Пузанков, 1971-72

Но в институте нашелся один верующий парень из Белоруссии, Илья. Он был сыном пастора пятидесятнической церкви. Рядом оказался и мой друг Владимир Григорьевич Мурашкин (Позднее - епископ Объединенной Церкви христиан веры евангельской - ред.), у которого тоже начались какие-то духовные изменения. Он сам был с Дальнего Востока и жил в общежитии. И как-то мы разговаривали и нашлись точки соприкосновения в духовных поисках. И этот студент-белорус, который был старше нас на пару курсов, сказал, что он верующий, и мы стали встречаться. В Строгановке образовалась группа человек 15, наверное, и мы общались, молились как могли. Читали тексты Священного Писания о том, что есть крещение в воде и есть ещё крещение духовное. Когда в 1970 году весной, в мае, приехал отец Ильи, тот самый пастор, мы увидели в нём необычайное присутствие любви.  

Потом мы крестились в одной из церквей. Все эти данные попали, естественно, в КГБ. В то время все официально зарегистрированные церкви (и православные и евангельские) должны были отчитываться о каждом крещаемом. Может, и удавалось кого-то укрыть, но это было очень рискованно и серьёзно. Мы студентами ездили делать обмеры церковных зданий в Ярославской области. Как-то вошли в кабинет секретаря местной администрации, а она по телефону получала информацию от дьякона местной церкви. Он передавал сведения о том, кто крестился.

Прошла пара лет и когда мы готовились к защите диплома, пришёл в академию офицер КГБ и меня вызвали к ректору. Сидел этот офицер нога на ногу, так вольно-привольно. А ректор краснел, бледнел, кричал, умолял, говорил... Известный человек - архитектор, автор Курской кольцевой станции московского метро (Григорий Алексеевич Захаров - ред.). Но офицер принудил ректора поставить нам двойки. На экзамене по марксистско-ленинской философии мне должны были поставить «автоматом» пять. Я не разделял эти вещи, но знал их. На экзамене меня спросили: «Какие бывают мировоззрения?» Я ответил, что научное и религиозное. «А у вас какое?», - спрашивают. «Религиозное». «Два!». И ректор нам перечеркнул оценки и поставил двойки. 20 декабря 1972 года вышел приказ о нашем отчислении за неуспеваемость.  

Собрание в лесу. На первом плане: Одесский Леонид, Ольга Запрометова, и Нонна Борисова. 1987г

Это был нонсенс - пять лет успешно учились и тут вдруг двойки. Мы ходили к министру образования. Заместитель министра нас принял и сказал: «Ребята, да нам нужны специалисты, но у нас идеологическая установка, мы не можем вас выпустить с этим. Или вера или диплом. Выбирайте». Ну выбор уже был в сердце сделан. Было больно, потому что я всю жизнь посвятил искусству, рисованию, но решение было принято.  

Здесь начались сложности. Я попал в армию сразу, в 1973 году. Там меня пытались убить не раз солдаты и не только. Однажды офицер публично приставил ко мне свой пистолет и сказал с матом: « Я заставлю тебя уважать советскую власть, …!» Страха не было, только спокойствие. Тут пришёл другой офицер и разогнал всех. Сказал: «У меня дед такой же был - старовер». Повел в офицерскую столовую, накормил меня жареной картошкой. Я всегда это вспоминаю, потому что это было чудо. Другой солдат потом подошёл ко мне сзади, ударил и сломал ключицу. Я обнаружил это только через 25 лет, когда врач сказал, что у меня была сломана ключица.

В армии давление было очень сильным. Но я сказал себе, что лучше умру, чем отступлю от веры. Много постился и молился. Я весил 47 килограмм при росте 181. Одни кости и кожа. В конце концов меня просто выгнали из армии.

Владимир Мурашкин с супругой Ольгой после освобождения из тюрьмы. 1985г

Я вернулся домой, быстро восстановился. Мои друзья меня приняли, была церковь подпольная. В основном мы были связаны через того самого белорусского друга из института. Он познакомил нас с пастором церкви, которая была под Москвой, в Малаховке - Владимиром Анатольевичем Говорушко.  

В 1979 году меня пригласил вместе работать мой друг Владимир Григорьевич Мурашкин и Федотов Иван Петрович и мы вместе занимались малярными работами. Иван Петрович вернулся в 1970 году после десяти лет заключения, а после этого ещё восемь лет отсидел. 

Мы организовали что-то типа библейской школы при церкви, достали фотографии Святой земли, археологические данные, слайды, карты, схемы. Вскоре, в 1980 году, КГБ «наехало» на нас и все эти материалы забрали. 

Я женился в 1980 и был вынужден переехать из Малоярославца в Москву. Через несколько месяцев после этого моего друга Владимира Мурашкина арестовали и дали ему пять лет. И Ивана Петровича Федотова тоже арестовали и посадили уже в третий раз. До этого в 74 году ему дали три года за то, что он провел церковное венчание в Калуге. Его обвинили в организации нелегального собрания. А это как раз была свадьба Владимира и Ольги Мурашкиных. 

В это время снова я занялся детской воскресной школой. Наши епископы не могли позволить себе этого. Официально нельзя было учить детей основам веры. Сразу дали бы 10 лет всем епископам. Были случаи, когда родителей сажали на пять лет, а детей затем разбрасывали по всему СССР, по детским домам. Через пять лет те возвращались и искали детей по всему Союзу.

В конце 80-х все изменилось, наступила новая эпоха для России. Это началось в 1985 году. У нас был знакомый американец. Однажды он поделился словами проповедника Билла Брайта про символические 70 лет атеистического плена для России (по аналогии с описанным в Библии пленом израильского народа - ред.), которые заканчиваются. Было предложено объявить пост и молитву на месяц среди российских и западных христиан. Знакомый уехал на рождественские каникулы и встретился с мировыми церковными лидерами, такими как Билл Брайт, Билли Грэм и рассказал им об этом. Начали эту акцию с января 1987 года. И я заметил, что именно в январе того года Горбачев начал что-то менять в политике СССР. 

Собрание в лесу. На первом плане Ряховский Сергей Васильевич и Костюк Степан Григорьевич. 1987-88г

Я женат на еврейке. В советское время шутили: «Еврейская жена не роскошь, а средство передвижения», намекая на возможность уехать в Израиль. И нам действительно пришло два приглашения от её родственников, чтобы мы уехали. Но я сказал ей: «Марина, у меня такое ощущение, что нам надо остаться». А она ответила мне: «У меня - тоже самое». 90-е годы - они не лихие, они - потрясающие. Помню как за несколько месяцев наша церковь выросла с 3 до 700 человек.

Конечно, нельзя сравнить наши проблемы с тем, что пришлось пережить нашим братьям ранее - в 60-е годы, в хрущёвское время. Тогда все было гораздо серьёзнее.

ЧИТАЙТЕ ДРУГИЕ ИСТОРИИ В РАЗДЕЛЕ «СУДЬБЫ»

О ПРОЕКТЕ «ПОМНИМ» : Мы собираем реальные истории христиан, претерпевших гонения в эпоху СССР. Кроме того, мы работаем над документальным фильмом с рассказами последних живых свидетелей и книгой. Следите за обновлениями на нашем сайте и в социальных сетях (Facebook, Вконтакте, Однокласники, Instagram). 

Хотите поддержать проект финансово, помочь нам собрать больше историй (пока ещё живы последние очевидцы), снять документальный фильм и издать книгу? Не откладывайте, сделайте это сейчас. Время дорого. В буквальном смысле. 

Если вы из России или стран СНГ, можно использовать сервис Яндекс.Деньги (можно указать любую удобную сумму):

Практически из любой страны можно перевести средства, используя сервис PayPal www.paypal.me/pomnim